Вы — машины, — беззаботно говорит он через некоторое время, — вы никогда не были ничем, кроме машин... 

Он снова делает паузу, гладя на нас с полным безразличием. 

— Ваши жизни полностью механичны… Только стимул — ответ, стимул — ответ, стимул — ответ... 

Ваши жизни бессмысленны… У машин нет смысла… У машин нет целей… идеалов… морали… смысла… Машины просто ползут… механически… пытаясь выжить… они рассыпают искры… вонючий выхлоп… но они абсолютно бессмысленны... 

Кто-то тихо плачет. Большинство учеников сидит неподвижно, на лице легли маски сопротивления или депрессии. 

— Вы — машины… Вы никогда не были ничем другим... 

Контроля нет… У вас никогда не было никакого контроля... 

Все ваши трагедии — это проигрывание ваших лент... 

Он берёт с подставки термос и пьёт. 

— Все ваши драматические переживания, — продолжает он, облизывая губы, — это только проигрывание в вашем машинном уме каких-то старых угроз для выживания. Всё это только стимул — ответ, стимул — ответ, стимул — ответ... 

Вы потратили всё свою жизнь на попытки найти лазейку и не признавать, что вы машины. Потратили всю жизнь, пытаясь не признавать того, что есть... 

Вы были машинами до тренинга... 

Вы остались машинами после тренинга… Никаких перемен… Двести пятьдесят долларов ни за что… (кто-то тихо смеётся). 

Вы — машины... 

Заметьте, что ваши умы сопротивляются. Ваши умы подкидывают вам мысли вроде «это слишком абстрактно» или «это бессмысленно»… Вы знаете, что вы свободны из-за того, что через ваши умы механически проскакивает мысль: «я свободен». За ней механически следует другая: «да, верно, я свободен»... 

Кто-то громко смеётся, но Мишель, кажется, не замечает этого. 

— Все вы сидите и говорите себе: «это ещё один трюк тренера… через несколько минут он всё переиграет и скажет нам, что мы не машины. Мы сделаем несколько простых ЭСТовских процессов и станет лучше. 

Трое коротко смеются, один громко. 

— Это не трюк, — говорит Мишель, снова отхлёбывая из термоса, — я ничего не переиграю… Это всё... 

Ещё несколько учеников начинает смеяться. Кто-то всё плачет. 

— Ничего больше не будет… Вы — машины... 

Короткая волна смеха пробегает по залу. 

— Каждая мысль, которая возникает сейчас в ваших головах, просто возникает… Вы не контролируете её… Она просто возникает… Эффект, эффект, эффект, эффект, эффект… Старый машинный ум всё ещё крутит свою шарманку… Вы — только… машины... 

Вы никогда не были ничем другим. 

Он поводит плечами в комической „ну и что?“ манере. Несколько учеников смеётся. 

— Вот и всё… (кто-то снова смеётся). 

— Тут нечего понимать… Я надеюсь, что вы это понимаете... 

Несколько человек смеётся, двое очень громко. 

— Вы получили это… (смех). 

Вы потеряли… Тут нечего получать… (смех). 

Вы потратили целую ёбаную жизнь на то, чтобы спрятаться от факта, что вы — машины… вы претендовали, что каким-то образом контролируете свой ум… Ну и ладно, — говорит он снова, подёргивая плечами, — есть о чём беспокоиться… (смех). Неважно… Всё равно всё бессмысленно… (смех). 

Теперь мы можем сказать вам, что такое просветление, — продолжает Мишель, слегка изменяя выражение, как будто собираясь сказать вещь на один процент более важную, чем всё, что он говорил до этого, — просветление… — это знание, что ты — машина... 

Смех медленно распространяется по всему залу, вырастает в гигантскую волну и отступает. 

— Приятие своей машинности... 

Он делает длинную паузу и смотрит на аудиторию с мягким, утомлённым выражением. 

— Вот оно... 

Громкий смех небольшого числа учеников заполняет зал. Кто-то аплодирует. Большенство ошеломлено и озадачено. 

— Это — космическая шутка, — громко говорит кто-то. 

— Да, — говорит тренер, — вроде того… (смех). 

Вы заплатили по двести пятьдесят долларов, чтобы узнать, что вы — машины… (смех), что вы всегда были машинами… (смех). 

Мишель продолжает. Теперь от трети до, может быть, половины учеников сияет и смеётся каждому его слову. Зато остальные мрачны и ошеломлены. 

— Просветление — это просто знание и приятие того, что ты машина… Велика важность… (смех). Вы получили это, и это — ничто, верно?.. (смех). Дон говорил вам в прошлый уик-энд, что вы ничего не получите от тренинга (смех)… Ну, вот вы и получили! 

Следует взрыв смеха. Мишель сият. 

— Тут нечего получать... 

Он подходит к своему термосу, пьёт и вытирает рот. 

— Человечество триста пятьдесят триллионов лет борется за то, чтобы не быть тем, что оно есть… Не удивительно, что оно устало! (смех). Трудно быть машиной, если ты всё время пытаешься не быть машиной… Создаёт скрежет, износ деталей… вонючий выхлоп... 

Просветление — это говорить „да“ тому, что есть... 

Просветление — это брать, что получил... 

Ты, разумеется, можешь брать, что получил… потому, что это то, что ты получил! (смех). 

И ты, разумеется, можешь не брать того, что ты не получил… потому, что ты этого не получил… (смех). 

Конечно, есть такие машины, которые не берут того, что они получают… но они, естественно, всё равно это получают... 

Просветление (при этих словах несколько человек смеётся) — это большое ничто... 

Просветление — это брать, что получил… когда ты это получил (смех). И не брать того, чего ты не получил… когда ты этого не получил… (смех). 

— Чего ты хочешь? — внезапно рявкает Мишель на поднявшего руку ученика. Мишель говорит теперь совершенно новым, гротескным раздражённым голосом, который вызвает у аудитории взрыв смеха. 

— Я только хочу сказать, — говорит Том, вставая, — что это самые грандиозные двести пятьдесят долларов, которые я когда-либо тратил... 

(Смех, аплодисменты, мрачность). 

— Велика важность, — говорит Мишель, пожимая плечами, — машина хвалит себя за то, что она — машина (смех). 

— … да, Джейн? 

— У меня вопрос про кучи записей.., — говорит Джейн, но её немедленно заглушает хохот почит половины аудитории. 

— Поздно, Джейн, всё кончено… (смех). Всё кончено. Ничего больше нет.., — заключает Мишель (смех). 

— Но я хочу задать вопрос про кучи, — настаивает Джейн, чем вызвает ещё больший смех. 

— Расслабься, — предлагает Мишель, — получай удовольствие от лент… Да, Терри? 

— Теперь, когда мы просветлились, мы всё ещё жопы? 

(Смех). 

— Жопа, — начинает Мишель с преувеличенным достоинством и торжественностью, 

— это машина, которая думает, что она не машина, — он делает паузу и многозначительно оборачивается на доску. Когда он поворачивается назад, его лицо расплывается в карикатурной улыбке, — Просветлённый человек (смех) — это жопа, которая знает, что она — машина. 

(Смех и аплодисменты). 

— Ричард? 

— Я не понимаю, над чем все смеются, — говорит Ричард, нахмурившись. 

— Все не смеются, — говорит Мишель с видом искреннего удивления, — ты несмеёшься. Я не смеюсь. 

— Да, но большинство смеётся. 

— Верно, Ричард, похоже на то. Люди, которые смеются, смеются потому.., что они смеются. А люди, которые не смеются, не смеются потому.., что не смеются. 

(Смех). 

— Но что тут смешного? — настаивает Ричард. 

— Всё очень просто, — отвечает Мишьль, — парень пр имени Анри Бергсон, великий французский филосов, как мне говорили, написал однажды книгу, доказывающую, что суть смешного состоит в видении человеческих существ действующими, как машины (смех). И некоторые люди здесь, по всей видимости, видят человеческие существа, действующие, как машины. 

— Но философски.., — начинает Ричард, но слово „философски“ вызывает такую волну смеха, что конец фразы заглушается, и он садится. 

— Джери? — говорит Мишель. 

— Чрезвычайно, чрезвычайно, чрезвычайно удивительно, — говорит Джери с широкой улыбкой, — почему мне так хорошо? Я не согласен с тем, что ты говорил, но я чувствую, как будто парю в двух футах над землёй. Почему? Это невероятно... 

(Аплодисменты). 

— Бери, что получил, Джери. Некоторые машины находят, что когда они перестают пытаться не быть машинами, жизнь становится несколько легче… Люди, которые ведут свою машину по жизни на полной скорости с тормозом, вжатым в пол, имеют довольно… припадочную поездку. 

(Смех). 

— Куда это ты идёшь? — спрашивает Мишель высокого мужчину, который встал со своего места и идёт к выходу. 

— Я получил это! Я получил это! — говорит тот с ухмылкой, это грандиозно, и я решил пойти домой. 

(Смех и аплодисменты). 

— Сядь, — говорит Мишель с карикатурно строгим выражением, ты согласился остаться до конца тренинга. То, что ты узнал, что ты — машина, не повод думать, что тренинг окончен. 

— Но я получил это! 

— Велика важность. Помни, ты всегда это имел. Тут нечего получать. Сядь. 

Широко улыбаясь, высокий мужчина возвращается на своё место. 

— Хорошо. Всё кончено.., — говорит Мишель, потягивается и явно лживо зевает. 

— Просветление — это знание, что ты — машина. Прослетление — это брать, что получил, когда ты это получил, и не брать того, чего не получил, когда ты этого не получил. Вернер говорит: то, что есть, есть. 

Он делает паузу и с любопытством глядит на аудиторию. 

— Довольно похоже на правду, верно? (Смех). 

— Будда сказал по-другому, но это то же самое. Он сказал: „Ты не можешь вырваться из колеса смертей и рождений, пока не осознаешь, что ты не Деятель“.… Ты не можешь вырваться из колеса смертей и рождений, пока не осознаешь… что ты не Деятель. Колесо, кончесно, было первой машиной (смех)… Да, Дженнифер? 

— Я хочу поблагодарить итебя. Последние полчаса освободили меня от пяти лет вины за смерть дочери. 

(Аплодисменты). 

— Фил? 

— Я подавлен, — которко говорит Фил. Он и выглядит подавленным. 

— Грандиозно, — говорит Мишель, — бери, что получил. 

— Но ужасно видеть, как все эти люди смеются тому, что меня вводит в тотальную депрессию. 

— Конечно, — соглашается Мишель, — ты понял, что здесь нечего понимать, и это подавляет, верно? 

— Да! 

— Грандиозно! Бери, что получил… Да, Донна? 

(Аплодисменты Филу). 

— Как могут машины чувствовать себя так хорошо? Это невероятно. 

— Бери, что получила, Донна.., когда получила… Если ты не получила.., то не бери.., того что ты не получила.  

Люк Рейнхард. „Трансформация“.